Нюруткан (рукопись бухгалтера Ивана Бурляева, 1940-е годы)
Нюруткан (рукопись бухгалтера Ивана Бурляева, 1940-е годы). В Нюрутканском колхозе "Нулгиктовки" гораздо больше членов колхоза было, и этот колхоз гораздо больше сдавал государству всех видов заготовок. В члены этого колхоза вступили русские семьи, среди которых самым удалым охотником и рыбаком был Зеленых Георгий Семенович. Хорошо трудился Зудилкин Михаил, русский Житов Гавриил женился на колхознице эвенке Карнаковой Аксинье. Продавец магазина Житов Иван, племянник Житова Гавриила был страстным охотником и рыбаком, а его жена Лёля, в основном, в магазине работала. О рукописи Ивана Ивановича Бурлаева Рукопись Ивана Ивановича Бурлаева повествует о непростых временах в жизни сибиряков Верхоленья - эвенков и русских. В предвоенные и послевоенные годы была ещё свежа память о дореволюционной жизни, но в то же время традиционную культуру и размеренный ритм труда в природе мощно вымывали и замещали идеологические волны. Колхозный строй причудливо вплетался в привычную ценность общинности, «план» и «трудодень» меняли распорядок труда таёжников, формировали новые ориентиры будущего. Рукопись сохраняли жители деревни Вершина Ханды Казачинско – Ленского района. Во время полевых работ 2002 г. в Вершино-Хандинской эвенкийской общине мне сказали, что существует «книга про Ханду», которую писал хандинский житель, по национальности бурят, Иван Иванович Бурлаев, к тому времени ушедший из жизни. Текст (пачку тетрадных ученических листов), переданный для публикации Александром Ивановичем Чертовских, привезли в Иркутск Зоя Васильевна Городилова и Любовь Витальевна Чинагина. Виктор Алексеевич Кузнецов разделил моё мнение о ценности такого непривычного, «непричёсанного» по стилю и форме источника, и приложил массу энергии и усилий, благодаря которым стала возможна настоящая публикация. Доктор географических наук, ведущий научный сотрудник Института географии СО РАН им.В.Б.Сочавы Милана Рагулина Глава 8. Нюруткан Все знают, что любая работа в бухгалтерии бесконечна, и вот, справившись с накопившейся работой, надо ехать поработать неделю во второй Нюрутканский, более мощный колхоз. Мне Нюрутканская местность нравилась. К стойбищу подходила вплотную вековая, дремучая тайга с высоченными лиственницами вперемешку с елями, кедрами. С северной стороны открытая панорама: сначала озеро Нюруткан, а дальше низменность, покрытая негустым кедровником. Далеко вдали виднеется пригольцевой хребет Джелокон, на котором долго снег белеется и опять же в раннюю осень снег начинает белеться. На озерах, которые связаны между собой неширокими проливами, весной и осенью масса разных уток, гусей, и почему - то редко, лебедей. Для ондатры -приволье с обильными кормами. Много также разнообразной рыбы. В летнее время много сохатых, косуль, а с наступлением осени, на пушных зверьков престарелые охотятся прямо из домов, не выезжая в дальние угодья, куда устремляются молодые, не мешая старикам. Словом, природа создала такой уникальный уголок, но только в стороне от магистральной дороги, а тогда магистральная санная дорога в зимнее время проходила через Муринью, а летом обычно таежная тропа и самое главное - река Киренга, по которой можно уплыть по течению до самого города Киренска. Ближайшая русская деревня - Усть-Ханда и большое таежное село Карам. Муринья расположилась на берегу реки Киренга в логотине между хребтами, которые в большинстве покрыты соснами, а Киренга, пробивая себе путь, разработала утесы, скалы, около которых обитают много мелких копытных зверьков – кабарожек, также изюбри, сохатые. А в Киренге много белой рыбы. Хозяин тайги – медведь обитает везде, где тайга и будет проверять болотистые места, где можно задавить сохатого, погонять в августе утят – хлопунцов, а в летнюю жару покупаться на озерах, реках. Когда ягоды созреют по болотистым местам, он собирает ягоды: клюкву, морошку, а по другим ягодникам малину, смородину, голубику, бруснику, а затем подается в кедровники за кедровыми орехами. Зверь трудолюбивый после зимней спячки в своей берлоге, видимо, мало спит или совсем не спит в летнее время, так как по ночам шарится и видишь его и рано утром, и днем и вечером. А силищи то! Уж природа его одарила огромной силой. Ведь из за маленького зверька-бурундука, которого заметит или говорят, загонит в дупло огромной упавшей деревины (колодины), или учуяв его клад, так как бурундуки на зиму запасают орехи, ягоды и другие семена, медведю ничего не стоит разодрать в щепки и всю разворочать эту деревину. Говорят, если он в реке задерет огромного быка сохатого, то такую тушу на любой крутой берег или яр вытащит, в охапку возьмет и унесет в лесную чащу. Там загребет его мхом вперемешку с землей, и всего завалит валежником квасить мясо, т.к. хороший медведь свежее мясо не ест, а лакомится проквашенным мясом. На первый взгляд, когда он идет шагом, кажется неуклюжим, особенно передние ноги косые, ухватом, и недаром его еще называют косолапым, а этот косолапый, когда побежит во весь мах, понурив голову, только мелькает, делая огромные прыжки. Он боится только человека, если его не трогать, не обозлить. Но уж голодный медведь - шатун, другое дело, как у деда Ачинки сороковой медведь, но шатуны не все такие, а тоже у многих еще совесть сохраняется и убегают от человека. Ох, тайга, какая же ты богатая! Эти богатства могут извлекать на пользу человека эвенки-самые настоящие хозяева тайги – пушкинские «…дикие тунгусы…». Большинство этих богатств находится вокруг да около стойбища Нюруткан, а Нюруткан в переводе на русский язык небольшое озеро, озерко. Здесь таких озер много и каждое имеет свое эвенкийское название, а первое озеро около стойбища - озеро Нюруткан. Муриньский колхоз маломощный был против Нюрутканского колхоза тем, что членов колхоза было меньше. Самые боевые охотники и рыбаки были в армии, да и сохатых здесь было меньше, чем в Нюруткане. Здесь почти не было ондатры, мало уток, по тем временам, т.к. по быстрой Киренге для ондатры жилье только по курьям, старицам, а утки в большинстве речные: крохали, гоголи, нырки, конечно кряквы, чирки и другие, но против Нюрутканских озер совсем мало, а для меня в первое время казалось много. Зато белой речной рыбы было много, которая дороже озерной, а добывать белую рыбу по быстрой реке надо умение, сила. Но уж Муриньский колхоз богат был раз в десять и больше сенокосными угодьями по долине Киренге и на стойбище Сугджа, а пушные и ягодные угодья одинаковые были. В основном нехватка рабочей силы. Председатель колхоза Монастырева Дарья и бригадир Хромов Инокентий и весь состав правления колхоза изыскивали пути выполнения планов заготовок. Особенно много надо было заготовить по паберегам и островам Киренги для своих двадцати четырех лошадей, личных коров и в основном, для транспортных лошадей. Свой скот хоть голодным оставайся, но оставляй сено для транспортных лошадей, которые привозили на год в магазины различные товары и увозили все заготовки с наступлением зимних холодов и увеличением снежного покрова, при котором улучшается таежная, ухабистая, санная дорога. Во время сенокоса по реке Киренга одновременно выполняли двойные, тройные работы: заготавливали сено, рыбачили ставными и плавежными сетями, добывали сохатых. Если сенокос затянется ввиду плохой погоды, собирали ягоды, которые везде около берегов росли. Словом спать приходилось совсем мало, урывками. А женщин, приплывших или приталкавшихся на шестах против течения, дома ждала домашняя женская работа, с которой надо быстро справиться, прихватывая ночь, и опять на сенокос, рыбалку, за ягодами, заполнять всю прихваченную пустую тару. Все, конечно с ружьями, и по эвенкийски только увидать какого нибудь зверя: сохатого, изюбря, косулю, медведя, мясо дополнительно будет сдано государству. Или же где заметили по следу днем, что сохатый или изюбр начинает или уже давно лакомится в какой-нибудь курье, старице подводной растительностью, один из охотников, если коллективно сенокосят, ночь прокараулит, а зверя добудет. Утром уже приплавит кучу мяса, которое надо ходом до стойбища доставить для сдачи государству или же замуровать около холодных ключей под мох, как и рыбу слегка подсоленую хранят, если срочная работа предстоит с наступлением хорошей погоды, когда немедленно надо прибрать скошенное сено. Зверинное мясо порче менее подвергается, чем скотское мясо, видимо имеет бактерицидные свойства и недаром зверинное мясо, как диетическое, ценится дороже скотского мяса, а в странах западной Европы в несколько раз дороже скотского мяса. В бригаде сенокосщиков охотятся в ночную, поочередно, т.к. каждому хочется добыть, а когда если женщина увидит, то зверь тоже не уйдет. Таким образом, с сенокоса возвращаются с загруженными лодками и сразу начинают сдавать заготовки. Все население стойбища, в основном престарелые, старики, старухи у которых уже силы не стало, и ребятишки сбегаются и у всех на лицах веселое выражение и старые интересуются, какие заготовки приплавили, где добыли зверя, т.к. все курьи, старицы, покосы имеют свои названия. Всё узнав, старики кое кого из молодых отругают, что поступил неправильно, что давно было сказано, что нужно делать так, а поступил иначе. В большинстве случаев за то оругают, когда те по неопытности спугнут в курье или в другом месте сохотого или другого зверя, или плохо стрелят и зверь раненный уйдет, и не смогут по следу догнать, т.к. ранение легкое, или же на неположенном месте проплавят сеть плавежную и засадят на подводные задевы и приходится отрезать, рвать сеть и по другим видам работ. Старые охотники, рыбаки, сенокосщики все переработали при своей молодости, и теперь осталось им на словах учить молодых и отругать их. Старики и старухи не лежат на печке, зная, что наступило военное время, а всячески, по своей оставшейся силе, помогают. Сенокосщики, сдав заготовки, помывшись в бане, приготовив свежего хлеба, кое-что купив в магазине, справившись с домашними работами, не задерживаясь, опять отправляются на работу. Смотришь, вниз уплывают, сидят, гребясь на веслах, а вверх против течения толкаются на шестах, стоя, так ловко перебирая руками на средних лодках по одному, а на больших лодках – неводниках, грузоподъемностью до полутоны и больше, по два - три человека. Все толкаются враз, дружно, как на спортивных соревнованиях по гребле, хотя нет соревнований на шестах, и если на этих толкающихся издалека смотреть, кажется, что они очень легко толкаются, прорезая встречное течение. На самом деле нужна сила и главное, умение. Я, сначала, когда учился толкаться, столько муки принял, особенно на шиверах невозможно протолкаться, так лодку течением вниз и сворачивает и обратно бродком около берега приходиться протаскивать лодку. Но, как говорят: - «не намучишься – не научишься». Впоследствии я все же начал подниматься на небольшие шиверы, держать лодку ровнее, не приостанавливать ее ход. А лодки все - всё долбленки. Уже вывелись старинные мастера по поделке легких берестяных лодок. Мне казалось, что долбленки в несколько раз легче, чем лодки – шитики из теса. Оказалось, что среди лодок долбленок – есть лодки на ходу легкие и тяжелые, смотря, какой мастер делает, знающий ходовые качества. Были мужчины, которые до старости не могли добиться сделать хорошую, ходкую лодку, а первачку кажется, что все лодки вертлявые, что сходу опрокинешься в воду, не научившись держать равновесие, и все таки долбленки легкие и ходкие против дощатых. На самом деле совсем другие – большие различия, зависят от мастера и еще от деревьев – тополя или осины, из которых выдалбливали лодки. Правление колхоза знало хороших мастеров, к которым на помощь направляло женщин, подростков, а старые хорошие мастера, которые не в силе уже были, их брали с собой, чтоб они только указывали, руководили, а заодно и учили, и они охотно передавали свои знания. Муриньский колхоз выигрывал в рыбодобыче, перегораживая заездками боковые речки, куда с Киренги на икромет поднимались ленки, хариуса. Такими заездками – корытами перегораживали пять речек, с 17 – 20 мая, когда, отметав икру, рыба спускалась обратно в Киренгу. К этому сроку правление направляло по два-три человека на каждую речку, которые сначала на устьях дежурят, устанавливая сети и готовя весь материал. Как только ленки начинают попадать в сети по ходу сверху, сразу перегораживают речку и добывают в основном ленков до середины июня и даже позже, до 20 числа. Словом рыбачат месяц и более. В одной только речке Талая, ниже Муриньи километров 12, добыли рыбы 29 бочек, из которых всего 1,5 бочки – хариус. Туда уплавляли пустые бочки, соль и добытую рыбу сразу засаливали и в бочках доставляли до Муриньи, где принимали и закатывали в ледник. Доставляли рыбу толкачем против течения, попеременно. Заездки – «корыто» на речках оказались интересными сооружениями без единого гвоздя, проволоки или же веревочки. Все сооружение составляют в основном из прутьев. Все переплетено и есть, конечно, колья. Вода запруживается и создается водопадик падающий на корыто, редко сплетенное из тонких прямых сосенок и при том, корыто это устроено так, чтоб при подъеме уровня речки поднимать и опускать при понижении уровня речки, а корыто прикреплено на опорах, вбитых деревянным колотом в дно речки. Корыто висит на приготовленных на огне и извитых прутьях из черемушника или талины как канаты, управляемые спуск и подъем рычагами. Созданный водопад падает на корыто спереди, а с середины к заду корыто приподнято над водой и все спустившиеся по водопаду ленки оказываются над водой, а дежурные приходят, открывают корыто, закрытое корой лиственницы или ели, прижатую палочками по ширине, чтобы не покоробило на солнце, а скачущих ленков вынимают. Ленки идут только к вечеру до темноты и утром рано, а днем и ночью не идут. Это сооружение слышно издалека, как вода шумит. Это инженерное сооружение, конечно, пришло из глубокой древности, когда у эвенков не было никаких орудий лова. Еще специально сучили тонкие нитки из сухожилий, а затем из волос конского хвоста для вязки сетей, на это требовалось много труда, но для питания личного хватало рыбы при наличии множества рыбы в водоемах, о чем говорили старые эвенки. Выходит, что древние эвенки, кроме изготовления заездков – корыт, умели еще вязать и сети. Этими заездками в боковых речках Муриньский колхоз за короткое время добывал от 80 до 100 бочек качественной, ценной рыбы ленков и хариусов. Все же тогда в Киренге было много рыбы – река была рыбной. В то время можно было везде добыть рыбы, хотя главные сетеставные места тоже все были заняты, т.к. в начале мая на общем собрании все были распределены. В заездках рыба легко добывалась. Поэтому во время отлова рыбы в заездках вся рыба шла на общее распределение в бригаде рыбаков, среди которых были рыбаки - сетевщики. Среди сетевщиков женщины, престарелые сетями рыбачили вверх по Киренге, т.к. добытую рыбу в бочках по течению приплавлять гораздо легче, чем ту, которую доставляли против течения на шестах. Сетевщики, чтобы не опозориться перед рыбаками у заездков, усердно рыбачили. При том часть сетей отнимали у рыбаков, дежуривших у заездков, и временно передавали сетевщикам. По окончании рыбалки на заездках всю рыбу от заездков и сетевщиков объединяли и делили поровну по всем рыбакам, и заготовитель выписывал одну квитанцию на все количество рыбы. После этого рыбаки разбивались на звенья и даже одиночки, т.к. уровень воды в Киренге падает, настает пора плавежной рыбалки, но и ставные сети действовали, а до неводной рыбалки еще далеко. Где то с середины сентября, после сенокоса, сбора ягод, когда рыба начинает группироваться, а летом вся рыба в разброде и вечерами особенно везде плещется. Среди всплесков, по звуку рыбаки сразу определят, что вот ленки плещутся, а вот таймени играют у которых звук всплеска издалека слышно, а хариусы, как крупные капли дождя везде побулькивают. Сиги и вальки, рыбаки говорили, колупаются по донным песчаникам, находя себе корм. Для рыбаков дни и ночи совершенно коротки при такой напряженной работе, чтобы выполнить и перевыполнить высокие планы военного времени, но как бы трудно ни было – справлялись. Я в Нюруткан всегда ехал торопно, а с Нюруткана на работу в Муринью всегда ехал с неохоткой. Но работа требовала этого, и я в Муринье старался побыстрее справляться с накопившейся работой и ехать обратно в Нюруткан. Между Муриньей и Нюрутканом, на расстоянии около сорока километров по летней тропе, изучил досконально все: вот скоро будет такой-то пенек, такая-то речка, такие-то кедры с царапинами, такие-то листвяки, болота и объезды, такие-то колодины, хребты, косогоры и прочее. Поэтому часто ехал ночами, особенно до Нюруткана, так как запаздывал с работой. Другое дело на дровнях по зимней дороге, которая гораздо прямее, по замерзающим болотам и никакая ночь нипочем, а в летнее время ночевки по кедровым хребтам, по которым и днем мало солнца видно, полумрак и прохладно и при ветрах шумят только вершины. Тьма-тьмущая, и впереди себя свой посошок держишь, приходится загораживаться от веток, которых не видно, а посошок сигналит: если крупная ветка, то надо беречь глаза. Лошадь идет уже неторопно, умеренным шагом, она видит корни, колодины, через которые перешагивает и никогда не запнется, так как ее уже не торопишь. Опытных таежных лошадей я брал то в одном колхозе, то в другом. Мне председатель Нюрутканского колхоза Монастырев Федор говорил, видя, что я частенько прихватываю ночи: - «Ты по ночам так ездишь, что можешь попасть прямо в пасть медведю. В таком случае, ты езжай шумно, чаще покашливай, хоть и не кашляешь, коня громко понукай и, если охота, песни пой. Словом, с шумом, чтобы медведь тебя понял, что ты человек. А если тихо едешь, медведь подумает, что какой-то зверь идет и надо его задавить и прихилится в засаде. А еще всегда с колокольчиком или боталом езди, они будут звенеть, боталить, и ты сам шумом всех зверей распугаешь. Видишь, у каждого оленя колокольчики или ботала, и олени распугивают зверей и дают знать, где они, когда их ищешь. Поэтому я даже днем ездил с отвязанным колокольчиком, и звон колокольчика не надоедал, а я вдобавок распевал песни на всю тайгу, перебирая все песни, которыми учил учеников в школе на уроках пения. Уже много военных фронтовых песен появилось, которые я обязательно списывал и учил, а репетицию проводил в тайге. С песнями настроение поднимается. Особенно, когда ночь проработаешь или же пробалагуришь со своими сверстниками. А наутро надо ехать одинаково со всеми, кто приступает к работе. Не будешь же ложиться спать, тогда, как временами смертельно тянет ко сну, да еще лошадь качает, убаюкивает, и чуть с седла не слетишь. А как запоешь, и весь сон рассеивается. В Нюрутканском колхозе "Нулгиктовки" гораздо больше членов колхоза было, и этот колхоз гораздо больше сдавал государству всех видов заготовок. В члены этого колхоза вступили русские семьи, среди которых самым удалым охотником и рыбаком был Зеленых Георгий Семенович. Хорошо трудился Зудилкин Михаил, русский Житов Гавриил женился на колхознице эвенке Карнаковой Аксинье. Продавец магазина Житов Иван, племянник Житова Гавриила был страстным охотником и рыбаком, а его жена Лёля, в основном, в магазине работала. Она, кстати, окончила техникум советской торговли. Отцу Ивана, Житову Ивану Мироновичу, побольше шестидесяти лет, но он по возможности тоже включался в промысел. Он был деревенским жителем, малость занимался промыслом в молодости и имел все же кое-какие навыки. Эвенки этого колхоза отличались еще большей старательностью, трудолюбием и были очень дружными. В этом колхозе было двести восемьдесят с лишним оленей и еще личные олени, у кого до десяти голов, а у Сафонова Евдея пятнадцать оленей было. И еще кое у кого коровы были, а колхозных лошадей было всего одиннадцать голов, а для охоты олени ничем не заменимые - большая сила. Ведь такой комплекс создавал большую силу, и государству сдавалось большое количество продукции. Здесь работала засольщицей по приемке и засолке рыбы от рыбзавода, окончившая краткосрочные курсы при Иркутском рыбтресте девушка Зуева Ольга и помощница, ее подружка, Житова Неля. Они в пиковые дни не могли справиться с рыбой и на помощь включались рыбаки. В этом колхозе, для выполнения своих планов, рыбачили молодые женщины и девушки Муриньского и еще двух колхозов. Рыбачить сюда также направили и рыбаков «гослова», от рыбзавода одну бригаду (звено), человек восемь или десять. Но они немножко пожили и уехали, так как на этих маленьких лодках-долбленках не только - что стоя, но и сидя они не в состоянии были плавать. А еще надо работать - рыбачить, да при том в ночное время. Если вывернешься, то, можно сказать, вылезти трудно, так как дно очень топкое, толсто-илистое. Берега почти всплошную - плавни, на которых растет троелистка (трифоль), осока и другие болотные растения, угодные ондатре. В туалет идти, надо знать в каком месте чуть потвёрже берег, чтобы пристать и выйти. Почему по ночам, с наступлением сумерек и до начала рассвета рыбачат на этих нюрутканских озерах? Такой вопрос сначала меня интересовал. В этих озерах ставными сетями рыбачат немногое время с начала весны, когда вода ледяная, холодная. А чуть теплее становится вода, в конце мая или в начале июля, оживают какие-то водяные горбатые червяки-многоножки, которые хорошо плавают. Их называют местные бормашами, и эти бормаши истончают хлопчатобумажные нитки и, если сеть ночь в воде простоит, то утром от сети остаются одни тетивы (шнур), а ниточное сетевое полотно везде разъезжается. Озера здесь ото льда освобождаются числа 15- 20 мая, и рыбачить ставными сетями и полмесяца не приходится. Поэтому приходиться рыбачить вночную, только ботанием, а ботание - трудоемкая работа. Стоя на таких вертких лодчонках, которые поднимают не более двух человек, а чуть побольше лодка - работа затрудняется. Рыбаку надо сети устанавливать, подгребаясь и постепенно спуская собранную сеть. Сети устанавливают полукругом, а в середине круга втыкают маяк, к которому прикрепляют расширенную бересту белой стороной к рыбаку. Установив полукругом сети и отплыв немножко подальше, пока белеющая береста видна (тут и хорошее зрение надо), рыбак стоя начинает ботать своим боталом (на конце шеста прикрепляется балдушка), которое создает громкое бульканье, когда рыбак этим боталом ударяет в воду, балдушка с собой захватывает воздух. Рыбак, ботая, направляет лодку зигзагом, чтобы больше охватить озерную площадь, но не теряет белеющий маяк. К маяку зигзаг уменьшают, та как сети где-то уже близко, их боталом можно порвать, так как в воду ударяют с силой, и недалеко от маяка зигзаг выпрямляется и ботание приостанавливается. После этого рыбак садится, и на весле подплывает к одному концу установленных сетей там, где также береста заметна, и начинает выбирать рыбу, загнанную в сети. Затем собирает сети и плывет дальше, где рыба себя спокойно еще чувствует. Каждый рыбак знает, в каком месте должно быть рыбы больше. При ботке, некоторый раз, сороги две, три или одного окуня загонишь, а некоторый раз "урожайно" получается, килограмм до пяти, и так за ночь проворная рыбачка добудет килограмм тридцать и даже больше, уплывая подальше на свои секретные места. В полночь все сплываются отдохнуть и покушать, а часов-то ни у кого нет. Ориентиром ночного времени у эвенков служат ночные птички, которые в полночь перестают щебетать или по звездам, если ясная ночь, да и сами приустанут, когда проголодаются. На такой рыбалке даже эвенки-мужчины отказываются рыбачить. Они рыбачат по Киренге, что считают гораздо лучше. Так как они знают все плавежные и ставные места, а быстрые шиверы им нипочем, хотя и трудновато. Ботать на озере надо успевать только ночью, а как чуть светать начинает, уже рыбу не поймаешь. Боткой рыбачат почти одни женщины и при том молодые, у которых ноги цепкие, сильные, голова не кружится. Это объясняется тем, что считают зрение у женщин в ночное время лучше, чем у мужчин. Так утверждали эвенки-мужчины. Они говорили: - «Баба ночью лучше видит, чем мужик». Рыбаки «гослова», которым было каждому по пятьдесят и более лет, были призваны в Армию, а попали на трудовой фронт в распоряжение рыбзавода для организации бригад «гослова» (полувоенной). Они впервые видят лодки-долбленки. Хоть убей их, они не в состоянии рыбачить ни на озере, ни по Киренге. Они ругали руководство рыбзавода, которое их направило с сетями и одним хорошим неводом. Неводом вообще на этом озере нечего делать, его если и закинешь, то и не вытащишь. Среди них были плотники, столяры, которые могли бы вытесать тес из нетолстых деревин и сделать шитики. А для такой рыбалки шитики, ни на озере, а тем более на быстрой Киренге не пригодны. Они с мастерами-эвенками могли бы сделать лодки-долбленки, но сами были не в состоянии на таких лодках работать, рыбачить, а учиться - они уже немолодые. Они могут только рыбачить на баркасах. Они на все эти обстоятельства посмотрели, а время идет, и уехали обратно в Качуг до начальства рыбзавода, навьючив на лошадей свои вещи. Невод разрезали на две части, чтобы навьючить на два коня, а потом срастят обратно. Им были даны планы рыбодобычи, а они уехали ни с чем. Они говорили, что пусть их направят по реке Лене, где они быстро сделают баркас из теса, и начнут рыбачить. Среди них был один, умеющий рыбачить на больших водоемах, а на этих водоемах он рыбачить отказался. А время военное, им даны военные задания - добыть рыбы. Главный инженер рыбзавода, Коненкин Митрофан Иванович, допустил ошибку, и по прибытии в Качуг, они были направлены по реке Лене. Он думал, что если эвенки так много в этих водоемах добывают рыбы, то и эти рыбаки могут также добыть. Эту свою ошибку он осознал позже, когда приезжал и сам убедился, что здесь могут рыбачить только умелые рыбаки. Искусству озерной рыбалки учились девушки, подростки, а женщины средних лет и пожилые уже ботанием отказывались рыбачить. Но зато усердно они рыбачили короткое время до бормашей и осенью, когда вода станет холодной и исчезает бормаш. Также, короткое время до замерзания озера, но зато полностью ондатровали и весной и осенью. В дни войны разрешалось ондатровать зимой на лыжах, в хатках, весною по воде. И хоть летом ондатруй, но эвенки летом, в период размножения, не ондатровали, чтобы с первого сентября отловить больше ондатры. За год нюрутканские колхозницы отлавливали до пяти и более тысяч штук ондатры. Мужчины почти не ондатровали, даже старики, которые при желании могли бы ондатровать. Для эвенков в то время ондатра была зверьком новым, и они ругались, что запустили каких-то водяных мышей, которые все сети перегрызут и всю рыбу кончат. Хотя всем говорили, что ондатра не питается рыбой, а питается водными растениями, которые росли в изобилии на этих озерах. Этих зверьков запустили в 1938 году и они за короткий срок акклиматизировались и быстро размножились. Уже с 1941 года начали вести их промысловый отлов. Ставные сети они действительно рвали, и женщинам много хлопот приносил их ремонт. С этих озер свое начало берет речка Шона, которая впадает в реку Улькан, а Улькан впадает в Киренгу далеко уже в Казачинско-Ленском районе. Ондатра прижилась и по Шоне, и по Улькану, и по Киренге, о чем говорили русские из деревень, расположенных по Киренге. Они также отлавливали ее по курьям, старицам, где растет подводная растительность. Вот какая оказалась ондатра плодовитая и расселяющаяся на дальние расстояния. Конечно, по этим рекам очень её мало добывали, но часто видели, а сначала удивлялись, что за странный водяной зверек, не похожий на выдру. Довоенный запуск ондатры в озера Вершино-Тутурского национального Совета во многом способствовал увеличению пушных заготовок у эвенков в дни войны. В Нюруткане мужчины были заняты на других работах, в том числе в оленеводстве, где требуется мужская сила (хотя и женщины были оленеводками). По Киренге рыбачили, добывали белую рыбу - как рыба ленок, и зверей (сохатых, изюбрей, медведей). Добывали и сдавали мясо, делали лодки-долбленки, которые от силы года три дюжили при систематическом ремонте. Некоторые лодки дюжили года четыре-пять даже, смотря какая древесина попалась, и каков был уход за ней. Так как осина или тополь, из которых их выдалбливают, быстро гниет, расщепляется и ведет лодку в какую-нибудь сторону. При длительных рыбалках, когда лодка не успевает просушиться и все время в сырости, хоть ежедневно после рыбалки все вытаскивают ее на берег и опрокидывают, за день лодка не просыхает. Поэтому озерные лодки быстрее выходят из строя, чем киренгские лодки, так как вода озерная летом теплая, а речная вода всегда холодная, чистая.. При разбивке плана на ондатру давали планы на женщин и подростков. Почти весь план добычи озерной рыбы разбивался только на женщин, но мужчинам зато давали планы на добычу белой рыбы. Некоторые женщины просили дать им планы на белую рыбу, а на озерную рыбу убавить. Ведь женщинам, которые "заражены" добывать белую рыбу и попутно добывать сохатых и которым давали карабины, невтерпеж было долго рыбачить на озере. Их тянула речная рыбалка, хотя она и трудна, но они в совершенстве владели лодкой по любому течению, хоть вверх на шестах толкаться, хоть вниз по течению плыть, где местами хуже бывает, чем вверх толкаться, так как быстрое течение. Если чуть промешкал в управлении, лодку опрокинет и под лом затянет и самому этого не избежать. А ломов-то масса и множество проток. И надо знать, по каким протокам можно проплыть более безопасно. В некоторых протоках вода прямо струей бьет в лом, в прилуку (изгиб) или в утес. Такова вершина Киренги, но рыбы много, хотя днем большинство прячется в ломах, а лома-то во многих местах сплошь до дна. В этих ломах выдра живет и лакомится рыбой, но есть много плес, где плавят сетями, и глубокие омуты, что местами даже дна не видно, хоть и хрустально чистая вода. Нюрутканские рыбаки рыбачить почти всегда поднимаются вверх по этой капризной реке. Вверх на шестах рыбак толкается почти на пустой лодке, а вниз по течению плавят добытую рыбу и мясо, и как бы река капризна ни была, умело сплывут с гружеными лодками до Уяна. В этом месте Киренга с северо-востока близко подходит к Нюруткану, затем сворачивает на юго-восток и, сделав дугу, подходит к стойбищу Чинонга, а затем протекает через Муринью. Это довольно большое расстояние она извивается в пути змейкой. Рыбачить на Киренгу всегда собираются в хорошем настроении. По эвенкийски с Нюруткана до Уяна рукой подать. Считают всего пятнадцать километров и Киренга, где ждут впереди различные события интересные. А на Уяне зимовье, чум, ледник и сарай над ледником, куда зимой на санях забрасывают пустые бочки и соль, а оттуда вывозят все заготовки в бочках: рыбу и мясо, заготовленные за лето. Байкальская экологическая волна от 25 Январь 2009 Источник |
||